Этот могучий мак – как английские писатели оказались в зависимости от опиатов

19 век – время множества открытий, в том числе и фармакологических. К сожалению, результаты не всех из них были поняты или использованы правильно. Например, использование опиума в качестве вещества для «расширения сознания» представителями творческой интеллигенции – практически целиком и полностью является «достижением» этого бурного периода.

Особенно отличилась в этом плане Великобритания, которая стала первым европейским государством, столкнувшимся с проблемой наркомании. Завезенные из восточных колоний опиумный мак и его производные получили широкое распространение среди всех слоев ее населения и как лекарственные средства, и как психоактивные вещества.

Яркой иллюстрацией масштабов опиумного бума могут служить биографии английских писателей, зависимость которых отразилась и в их произведениях. «Слезы мака» не раскрыли их талант, но заставили признать рабскую зависимость от наркотика и зря потраченные годы, которые можно было бы использовать для своего совершенства другим, более гармоничным, путем.

 

История лекарственного употребления мака

Однако для начала немного слов об опиумном маке вообще.

Великобритания не «открыла» опиумный мак – лекарственные и наркотические свойства этого растения были известны людям с давних пор. Например, еще шумеры пользовались препаратами на основе молочка снотворного мака (Papaver somniferum) для утоления боли, седации и «изгнания» печальных мыслей.  

В Древнем Египте и античной Греции опиаты широко использовались как в медицине, так и во время отправления религиозных обрядов. Именно древние греки, по всей видимости, передали эту «маковую эстафету» народам Азии, с которыми контактировали – в первую очередь, китайцам, среди которых опиаты стали неотъемлемой составляющей культуры. Так, уже в 18 веке в Китае «слезы мака» употребляли не только в лечебных целях, но и просто для удовольствия. Запрет на табакокурение дал старт курению опиума – специальные курильни возникали, как грибы после дождя, а с ними ширилась и зависимость от опиатов.

Великобритания же, вначале не участвовавшая в наркотической вакханалии, попала в этот список по собственной вине. Дело в том, что основным предметом английского импорта из Китая был чай. Правящая династия Цинь, увидев любовь англичан к файв-о-клок, выставила за популярный напиток несусветные ценник и хотела, чтобы ей платили чистым серебром, поэтому англичане решили найти достойную дорогостоящую альтернативу, которую бы можно было обменять на чай.

Такой альтернативой показался им... опиум, который они и начали отправлять в Китай контрабандой из собственных колоний в Индии. Спрос был велик, зависимость позволяла надеяться, что он и останется таковым, прошедшие Первая (1839–1842) и Вторая (1856–1860) опиумные войны, в которых Китай потерпел жестокий разгром, позволили легализовать этот бизнес... но наркомания распространилась и на саму Великобританию.

В Викторианской Англии препараты на основе мака стали одними из самых распространенных и доступных. Их без малейших проблем продавали в аптеках, парикмахерских, пабах, табачных магазинах и даже кондитерских. Кроме чистого опия, широко были распространены морфин (выделенный в 1804 году), лауданум (опиумная настойка на спирту), а также опиумные таблетки. Опий употребляли перорально, курили, как в Китае, а с изобретением шприца начали вводить и парентерально. Дозы опиатов прописывались самыми высокими, потому что врачи верили, что новый препарат не приносит вреда. Факты развития психической и физической зависимости трактовались исключительно как признак плохого характера или слабой воли, а не как хроническое рецидивирующее заболевание центральной нервной системы.

Опий был дешев и позиционировался как универсальное лекарство, лечившее буквально все – от кашля и подагры до холеры и сифилиса. Бедняки употребляли опиаты как снотворное для младенцев, чтобы те не мешали молодым матерям работать, а также для угнетения чувства голода и даже как альтернативу дорогому алкоголю. Аристократы и люди творческих профессий увидели в нем отличное средство, способствующее расслаблению, отдыху, стимуляции воображения и достижения эйфории.

Роль наркотических средств в творческом процессе, в частности в наработке представителей английского романтизма, до сих пор остается дискутабельной. Выдающиеся критики прошлого века полагали, что «пожиратели опия» при его помощи «впадали в экстаз» и именно увиденные образы становились материалом для их романов и стихов1.

Еще часть видела в опии средство достижения некого транса, в котором высвобождались заложенные природой творческие способности мастеров, или возможности взглянуть на окружавшую их обыденную жизнь под другим углом.

Однако это мнения самой богемы. Мнение же медицины ровно противоположно – опиаты разрушают мозг.

Мы можем попробовать проанализировать особенности и последствия воздействия на богему опиатов самостоятельно, на основании биографий и произведений писателей Вилки Коллинза и Сэмюеля Кольриджа, известных своим употреблением опия.

 

В плену у «Лунного каменя»

Уилки (или Вилки) Коллинз известен нашему читателю как автор детективных романов «Лунный камень» и «Женщина в белом». Его – и совершенно справедливо – считают зачинателем детективного жанра вообще.

Также не оставляет никаких сомнений факт использования писателем опиума – это нашло отражение как в его биографии, так и в его письмах и даже произведениях2 3.

Вилки родился 8 января 1824 года в Лондоне в семье известного живописца Уильяма Коллинза. В связи с этим семья часто переезжала – в частности, несколько лет провела во Франции и Италии. Вилки рос в художественной, но, вместе с тем, и религиозной атмосфере, получил домашнее начальное образование, позже посещал частную школу. Уже в юности будущий мастер детектива нередко поступал наперекор родителям, отказывался ходить в церковь и открыто презирал школьную систему.

«По возвращении в Англию отец хотел отправить меня в Оксфорд, готовя путь священнослужителя. Однако у меня не было ни желания, ни призвания для этого, и я предпочел собственные меркантильные интересы. К тому времени я уже увлеченно писал детективы».

Самостоятельность в решениях выразилась и в том, что не ставший священником Вилки сначала устроился работать в фирму по продаже чая, а потом, когда работа ему наскучила окончательно, стал учеником в юридической корпорации при суде Линкольн-Инн и впоследствии даже получил звание адвоката, хотя не практиковал ни одного дня.

Именно работа в юридической конторе, а также общение с полицейскими натолкнули его на желание стать писателем и писать детективы. Уже с 1848 года Коллинз считает себя профессионалом пера. Он сводит знакомство с Чарльзом Диккенсом, известным романистом, который позже станет ему не только другом, но и родственником, и начинает активно публиковаться. Чарльз Диккенс помогает ему в этом нелегком процессе, привлекает к собственной театральной труппе и... становится коллегой по несчастью.

Дело в том, что Вилки с детства отличался слабым здоровьем. У него были нарушения пищевого поведения, он не знал меры в еде и питье и всю жизнь страдал от хронической боли в желудке. Позже к этому «послужному списку» прибавились проблемы со зрением, мигрени, гипертония, одышка, невралгические боли и подагра. Уже внешний вид писателя говорил о тяжелых проблемах со здоровьем: низкий рост, астеничное телосложение, постоянная бледность кожи...

Из-за обострения подагры врачи выписали ему лауданум. Дозы были большими уже с самого начала, но когда Вилки почувствовал избавление от давних болей, он немедленно начал употреблять настойку ежедневно.  

Зависимость не заставила себя ждать. Уже через несколько лет он стал искать способы избавиться от пагубной привычки. Тогдашняя медицина не нашла ничего лучшего, как предложить ему... морфий.

«Каждый вечер в десять мне колют острым шприцем под кожу морфий – это дает возможность проспать ночь, не отравляя себя опием. Меня заверили, если я буду продолжать уколы, то смогу постепенно уменьшать количество морфия и вообще отказаться от опиатов».

Как можно легко понять, эффективным такое лечение не было.

Интересно, что литературный взлет Коллинза совпал с началом употребления наркотиков (что позже и заставило множество критиков причислить опиаты к гениям писателя). Первым по настоящему популярным стал роман «Женщина в белом», выходивший по частям 1860 году и признанный настоящим бестселлером своего времени. Увлекательный сюжет (незаконное обогащение, сумасшествие, внебрачные дети, загадочная смерть, напряженное расследование) «Женщины в белом» сочетается с глубоким психологизмом в описании отношений и переживаний героев, мелодраматическим антуражем и вкраплениями мистики. Именно здесь писатель впервые применил свой фирменный прием повествования от лица нескольких человек одновременно, следуя показаниям свидетелей во время судебного заседания. Все предыдущие попытки Вилки, которым он сам придавал такое значение, что причислял себя к профессиональным литераторам, не сопровождались ничем, даже отдаленно напоминавшем славу этого произведения. 

Однако нас интересует не столько «женщина в белом», сколько другой – еще более популярный роман Коллинза, «Лунный камень», вышедший в 1868 году.

Эту таинственную историю про исчезновение священного алмаза, приносящего несчастья своим владельцам Вилки написал, согласно собственным признаниям, под действием наркотика и по окончании был не просто «доволен и удивлен» результатом, но вообще «не узнал собственное произведение». Весь сюжет романа связан с опием: один из героев принимает его от бессонницы, другой – облегчает с его помощью онкологическую боль.

Главную загадку разгадывает врач, исследующий влияние опиума на человеческое сознание и проводящий эксперимент, чтобы выяснить, можно ли совершить преступление в состоянии наркотического опьянения и не помнить об этом. На страницах книги имеется целая лекция от его имени о механизме действия этого наркотика, а также... отсылка на произведение другого английского литератора, Томаса де Квинси, известного своей наркоманией.

Очень характерно и типично описание ночных страхов под воздействием опия:  

«Встал поздно после ужасной ночи; действие вчерашнего опиума преследовало меня страшными снами. То я кружился в пустом пространстве и с призраками умерших друзей и врагов, то любимое лицо, которое я никогда не увижу, вставало над моей постелью, фосфоресцируя в черноте ночи, гримасничая и усмехаясь мне. Легкое возвращение прежней боли в обычное время, рано утром, было даже приятно мне, как перемена. Оно разогнало видения – и поэтому было терпимо».

Опиаты фигурируют и в других произведениях писателя. Например, персонаж «Незнакомки» в отчаянии планирует покончить с собой, просидев ночь с бутылкой лауданума, персонаж «Армадель» использует опий как транквилизатор и снотворное и отмечает свежесть мысли и общую бодрость после его применения. Однако, несмотря на присутствие опиатов в этих романах и в жизни писателя, качество и того, и другого падает. Вилки Коллинз больше не может достичь популярности «Лунного камня», а его состояние здоровья  – это классическая история наркозависимого.

Биографы Коллинза отмечают, что он принимал опиаты до самой смерти в дозе, «достаточной, чтобы свалить с ног роту солдат или экипаж корабля». Имеются записи самого писателя, где он, в тщетных попытках найти вдохновение, даже записывает опиумные галлюцинации, в которых то видел на стенах подвижные тени, то израненную зеленую женщину, ожидавшую его на лестнице, то собственного двойника, скрывавшегося за спиной.

После смерти Чарльза Диккенса Вилки начал уединяться и замыкаться в себе. Смерть настигла его в возрасте 65 лет.

 

The Pains of Sleep

Английский поэт-романтик и литературный критик, представитель так называемой «Озерной школы», Сэмюэл Тейлор Кольридж был не только опиумным наркоманом, но и банальным пьяницей, обожавшим кларет. Кроме того, он обладал наследственной предрасположенностью к психическим заболеваниям4.

Сэмюэл родился 21 октября 1772 года в семье крайне эксцентричного и неуравновешенного Джона Кольриджа. Он был тринадцатым ребенком святого отца, рос слабым, болезненным, погруженным в себя и очень уязвимым. При этом его, без сомнения выдающиеся, умственные способности окружающие признавали за ним с ранних лет. И хотя Сэмюэлу удалось поступить в один из колледжей Кембриджа, но учебу не завершил.

Также с детства окружающие замечали за мальчиком неорганизованность и склонность к импульсивным поступкам, что в наше время натолкнуло бы родителей на мысль показать ребенка психиатру, чтобы исключить синдром гиперактивности, но, увы, тогдашняя психиатрия была не сильна в подобных вопросах. Кольридж убегал из дома после ссоры с братом, бросал учебу, чтобы записаться в драгунский полк (братья добились его освобождения, подчеркнув, что их младшенький действительно сумасшедший), собирался ехать в США, чтобы основать свободную коммуну...

Личная жизнь Сэмюэла также следовала этому паттерну: он женился, очень быстро возненавидел свою жену и занялся жизнью общественной: в 1798 году Кольридж уехал в Германию, путешествовал по городам, поступил в Геттингенский университет, который после года обучения бросил. Вернувшись в Англию, Кольридж перевез семью в Озерный край – поближе  к своим друзьям, поэтам-романтикам Уильяму Вордсворту и Роберту Саути. Так организовался литературная группа «Озерная школа».

В 1804 году, не поставив никого в известность, он снова снялся с места и отправился в Сицилию, где некоторое время работал секретарем, а затем, отказавшись от должности, бродил по Италии и Мальте. Вернувшись – захотел заниматься издательской деятельностью, но потерпел финансовый крах. Крахом завершились и попытки Сэмюэла выступать с лекциями – в основном, по причине  неспособности поэта к упорядоченной работе на фоне наркомании.

История не сохранила для нас, где и когда Кольридж впервые попробовал опий. Возможно, ему назначали препарат еще в юности как средство против ревматизма или хронического несварения желудка. Сам он утверждал, что в его зависимости виноваты медики, которые в 1791 году лечили опием обострения подагры.

Однако, как и в случае с Вилки Коллинзом, обезболивающим действием цель применения поэтом опиатов не ограничилась. Разузнав, что опий имеет успокаивающее действие, Сэмюэл, имевший неустойчивую психику, приспособился принимать его в качестве антидепрессанта, а также глушить им приступы тревоги. Хотя он убеждал, что никогда не испытывал никаких приятных ощущений и, тем более, эйфории, однако в одном из писем к братьям мы находим, например, такое:

«Лауданум дал мне не сон, а покой. Ты знаешь, как божественен этот покой, как завораживает это место с цветущей зеленью, фонтанами и деревьями в самом сердце пустыни!».

В то же время Кольридж очень быстро понял, что спасающий от тревоги и суставных болей препарат уничтожает его как личность.  Употребление опия приводило к проблемам со сном и концентрацией внимания, что негативно сказывалось на работе, а также провоцировало постоянные конфликты в семье. Сил отказаться от опия – не было. Подагра и тревожность заставляли его снова и снова прибегать к настойке лауданума.

Все те же письма свидетельствуют:

«Под действием грязного лауданума я сотни раз притворялся другим, хитрил, неприкрыто и постоянно врал. Все эти грехи настолько противны моей натуре, что, если бы не этот разрушительный яд, я предпочел бы быть изрезанным на куски, чем совершить хотя бы один из них».

Кольридж так успешно сочетал наркотики и алкоголь, что в 40 лет едва не умер из-за передозировки.

После этого инцидента родные, и так считавшие поэта сумасшедшим, поместили его в клинику, где врачи, помимо медленного снижения дозы, применили к Сэмюэлу то, что теперь относится к методикам психотерапии – посоветовали написать друзьям письма с признаниями в наркотической зависимости, где описать, что и как он чувствует по этому поводу. После выздоровления Кольриджа перевели под пожизненную опеку и надзор врача. Так, некий Джеймс Гиллмана принял его в свою семью и стал контролировать употребление поэтом опиума.

Идея была прекрасной – но неудачной. Местный аптекарь оказался пылким поклонником творчества Кольриджа и с удовольствием стал снабжать своего кумира лауданумом. Да так активно, что вскоре Сэмюэл вернулся к прежним дозировкам, а в городе его стали считать сумасшедшим и дразнить на улицах. К счастью, врачу удалось повлиять на своего пациента, и мы знаем, что Кольридж не только смог ограничить принимаемый опий, но и даже продолжить писать.

Из произведений Кольриджа мы с легкостью можем почерпнуть информацию о его наркотической зависимости.

Так, например, сборник «Лирические баллады», написанный на пике популярности поэта, несет в предисловии отметку, что одна из поэм явилась ему во сне после употребления опия. Кольридж рассказывал, как во время наркотического забвения в его сознании четко сложилось несколько сот стихотворных строк, которые он, очнувшись, начал лихорадочно записывать, но не смог, потому что был потревожен стуком в дверь, и потому поэма так и осталась неоконченной. Да и название этой поэмы также указывает на ее необычное происхождение: «Кубла-хан, или Видение во сне».

Не исключено, что результатом опиумных видений была и «Поэма о старом моряке», а стих «The Pains of Sleep» считается описанием кошмаров, которые преследовали автора после приема наркотиков.

«Desire with loathing strangely mixed

On wild or hateful objects fixed.

Fantastic passions! maddening brawl!

And shame and terror over all!5»

Некоторые исследователи считали, что у Кольриджа было биполярное аффективное расстройство: в маниакальном состоянии он вдохновенно писал стихи, а в депрессивном – принимал наркотики. Другие – что причиной перепадов настроения, утренней потливости и дрожащих рук было чрезмерное пристрастие к алкоголю, а отнюдь не опиум6.   Ясно одно – опиум точно ответственен за усугубление и так шаткого психического состояния поэта.

 

К концу 60-х годов 19 века опиумная зависимость наконец-то была признана английскими врачами проблемой. В 1868 году в Великобритании запретили употребление опиатов без рецепта, а на международной конференции 1880 года злоупотребление наркотическими веществами классифицировали как болезнь.

Что характерно, одновременно с ограничением употребления опиатов иссякло и движение английского романтизма. Эпоха завершилась переходом в реализм.

Примечания

Количество просмотров: 61.
Добавить комментарий